Дмитрий Пиликин
Домашняя природа
Статья к выставке SurFace, Al gallery, 02-30 октября 2008

Фотография, попавшая в прицел фотографии, как и «природа», внедренная в домашний интерьер, вызывают смутное беспокойство «закавычивания», театральной условности, которую для удобства мы приняли за «правду» и договорились об этом молчать. Если разобраться, то причина этого негласного умолчания скрывается в обретении комфорта. Мир, с его фантастическим многообразием, гораздо удобнее держать где-то неподалеку от уютного домашнего дивана. В конце - концов, разве не человек его центр и средоточие?  Со временем, привычка и убежденность еще более запутывают лабиринт, предлагая коварные вопросы вроде: «Что реальнее: чайка, парящая на фоне бархатного занавеса, или вишневый сад за ней?

« – Зачем, сынок, ты хочешь сдирать со стены такую прекрасную картину? В зимнее  время я смотрю на нее и воображаю, что это настоящий огонь и в котелке настоящая  баранья  похлебка с чесноком, и мне становится немного теплее.
– Папа Карло, даю честное кукольное слово, – у тебя будет настоящий огонь в очаге, настоящий чугунный котелок  и  горячая похлебка»
А. Толстой. «Золотой ключик»

Оптическая иллюзия, обман зрения, сверхнатурализм привлекали зрителя еще задолго до изобретения фотографии. Натюрморты-обманки, исполнявшиеся не только с целью доказательства мастерства, но и развлечения, известны с древнегреческих времен. Предание рассказывает о неком живописце Зевксисе, который так убедительно изобразил виноградную кисть, что птицы слетелись клевать нарисованные ягоды. Примененный к архитектуре и интерьеру, эффект обманки сохранился под красивым французским названием «trompe l`oeil». Недостаток «реальности» здесь заменялся более экономичным рисунком. В комнате без окон могло, появится окно, на потолке – ночное небо со звездами,  на стене – морской пейзаж, а в архитектуре здания – ложные двери, балконы и пилястры. Эффект росписи усиливался еще больше, если использовались настоящие предметы, позволяющие плавно перейти от реальности к иллюзии. Именно этой двойственностью между изображаемым и реальным заинтересовались впоследствии сюрреалисты. Достаточно вспомнить работы Рене Магрита, построенные на остранении предметного мира. Обман зрения в них приобретал двойную, тройную кратность и превращался в визуальный ребус. Эстетика классической перспективы с одной точкой схода постепенно сменялась многофокусным видением виртуального пространства, где привычная логика теряла смысл (Морис Эшер черпал идеи для своих рисунков уже не в природе, а в математике и неевклидовой геометрии). Зрение человека бинокулярно и стереоскопично, но оптику всегда можно обмануть, сведя трехмерность к плоскости, особенно в том случае, когда нашим основным средством наблюдения становится экран.

«Домашняя природа» в виде рисованного задника появляется в ателье фотографов еще на раннем этапе развития «искусства технической воспроизводимости». С ее изобретением весь мир превращается в соразмерный «фон» для главного персонажа  – человека. Впрочем, жанровые границы, разработанные в живописи и рисунке, продолжали работать и здесь. Портрет как утверждение и подтверждение существования любимого себя, натюрморт как урок упорядоченной витальности, пейзаж как абстрактная геометрия, которая не надоедает.

Новый проект Дмитрия Шубина продолжает линию его концептуальных поисков, которые вряд ли можно расценивать исключительно в фотографическом ключе. Безусловно, каждую отдельную фотографию можно обсуждать как более или менее удачно решенный фотопортрет или пейзаж, но главная причина шубинских поисков совсем другая. Рядом с фотографом всегда чувствуется дистанцированно наблюдающий за ним художник-концептуалист, который за поверхностью фотографической картинки пытается разгадать особенности зрения. Камера – механизм, она «видит» и беспристрастно отражает все увиденное. Зрение же человека пристрастно, оно опосредовано личным опытом, социальной ролью, возрастом, политической ангажированностью, медийной зависимостью, представлением «как должно быть на самом деле».  Человек способен смотреть и не видеть или придавать видимому совершенно разные смыслы. В результате, в каждом из проектов Шубин превращает «точку зрения» в объектив камеры, наделяя ее особенностями зрения разных персонажей и передавая зрителю частицу этого опыта.

Один из посылов современной фотографии – невозможность скрытого, снятие любых запретов на рассматривание. Все что можно увидеть – должно быть увидено. Без этого каталог визуального оказывается не полон. Главный интерес человека – сам человек, но его частная, непоказная жизнь скрыта от глаз. Не обладая особой эффектностью, а скорее тяготея к обыденности, «жизнь за стеклом» почему-то оказывается завораживающе интересной. В чем же секрет? На своих знаменитых фото Ричард Аведон растворял персонажей в ослепительно-белом молочном фоне. Лишенный контекста,  персонаж сосредотачивает все внимание на себе, обретая инфернальные атрибуты «звезды». В нашем же случае, «пятнадцать секунд славы» вспыхивают неожиданно и врасплох, входя в интимное жилое пространство, способное за миг рассказать  историю жизни. За частным прочитывается общее: место действия, изменяющееся время, способ его проживания. Привлеченный пейзаж «раздвигает стены», но внедренные элементы быта: простодушная розетка, лампа или выключатель, возникающие в гуще лесной опушки или морского побережья тут же «схлопывают» призрачную объемность.  В результате, привычное зрительское взаимодействие – вход от поверхности фото в его «глубину», превращается в ловушку.  Бояться этого не стоит. Как учит модный философ Жиль Делез: «Поверхность – это и есть местоположение смысла».

Дмитрий Пиликин