Андрей Кудряшов
Фрагменты речи действительного
Журнал "100% Красный", СПб, 2005, No 2.
Нигде, может быть, не ощущаешь одиночества так остро, как в несущейся по городу машине. Замечаешь дома, людей, витрины, сценки уличной жизни, и – мимо, не в твоей воле остановить взгляд, рассмотреть детали, понять суть происходящего. Ты запоминаешь километры дороги как ленту архитектурных метаморфоз и чьи-то жесты на время занимают воображение, оставаясь неразгаданными… Как будто толком не смог подсмотреть чью-то жизнь. Немое кино, где на тысячу статистов один актер – ты сам. А кругом, возможно, даже жизнь, но она остается, все время остается «за». За тобой, за стеклом автомобиля, за границей видимого и слышимого. Ускользает, убегает, прячется по переулкам.
Текучая, каждое мгновение уходящая действительность странным образом манит, не отпускает, застревает в памяти и будит воображение. Но не о фиксации она вопрошает, а о продолжении. Дело может быть в том, что ненароком увиденные сценки, фрагменты чужой жизни, всё это отрывочное настоящее воспринимается как незавершенное действие, автоматически маркируется как кульминация истории, начало и конец которой лежат вне пределов нашего восприятия, но – обязательно есть. Каждая фраза кажется значимой. Каждый жест – отточенным. Каждый взгляд – неслучайным.
Сознание, отмечающее абсурдно-экзистенциальный характер фрагментов чужой жизни, как вырванных из контекста, требует их реалистической реабилитации, воображение начинает работать на то, чтобы восстановить «логику», но странным образом, безо всякой на то логики, – делает это самым примитивным образом – начало, кульминация, финал. Как послушный школьник на уроке литературы, когда ему задано изложение по мотивам картины из учебника.
Что-то травестийное есть в ситуации, когда питерский фотограф приезжает в Москву, садится в машину с открытым верхом и мчится по трассе, носящей в кругах спецподразделения ФСБ название, похожее на шифровку, а у москвичей именуемой запросто – «путинская». Но никаких социальных подтекстов в этой акции искать не надо. Фотограф занят своим фотографическим делом, да и не акция это, а всего лишь начало очередного арт-проекта. Проявленные и вручную отпечатанные в петербургской мастерской художника, количеством 25, черно-белые фотографии сложатся в серию с незамысловатым названием «Москва глазами президента». 25 образов Москвы – не изображений, а именно образов, не смотря на нарочитую документальность и безыскусность оных, так как интересовать нас в данном случае будут не очертания городской повседневности, а то, что именно таковой она и является на взгляд одного, вполне конкретного человека.
Как автор простых и блестящих концепций, Шубин включает серию в псевдо-политический контекст. Как фотограф, он продолжает работать с действительностью – и так, что подвластное ему медиа – фотография, выступает не как еще одно средство симуляции реальности, а напротив – как инструмент очищения образов от смыслов, навязываемых СМИ, телевидением и журналистской фотографией.
Несмотря на то, что проект вызывает бесчисленное количество ассоциаций, со зрителем Шубин говорит на простом, доходчивом языке – добиваясь того, что не возникает необходимости в бесконечных разъяснениях и проясняющих текстах.
Правда, на это раз Шубин моделирует взгляд не абстрактного современника или «поколенческое видение», а визуальный опыт одной единственной персоны. Делает это он безыскусно и как бы небрежно, будто не смея вмешиваться в процесс фиксации реальности, что, в свою очередь и позволяет ему претендовать на объективность, не показывать, а предъявлять ту самую реальность видения другого.
В «президентском» проекте, конечно, множество контекстуальных увязок как с дискурсом, сложившимся вокруг его главного героя, так и с творчеством самого Шубина. Он рифмуется, в первую очередь, с другим, – нашумевшим, в свое время, проектом «Смерть как фотография», получившим в прессе заголовок "Криминальные места Петербурга", где фотографии сделаны на местах заказных убийств – спокойные, «открыточные» виды города, они и были, в результате, оформлен как набор туристических открыток, в то время как надписи на обороте представляли собой хронику политических и экономических «разборок» на территории тогдашней Криминальной столицы России. Но Шубин – не политик, а художник, и фотографический текст его посланий считывался гораздо яснее, чем «конъюнктурный». «Смерть как фотография» – это перифраз Зонтаговского «Фотография показывает работу смерти», перифраз артистический – подчеркну это. Не вымучено-концептуальный, а наглядный, не текстуальный, а выполненный средствами медиа, вокруг которого строится практическая рефлексия.
«Москва глазами президента» тоже, на первый взгляд, вполне злободневена, так как играет и на мифологеме «Кеннеди», вернее – ее визуальной составляющей, представленной уже классической, вошедшей в арсенал современного искусства видео-записи последней поездки американского президента, и на актуальном публицистическом слогане "Одиночество Путина". Но спокойствие и концептуальная выдержанность делают Президентский проект скорее философским и, прежде всего – исполненным рефлексии по поводу природы самой фотографии.
Однако, как любое сильное высказывание, Президентский проект говорит и о том, о чем демонстративно умалчивает. Ведь Москва на фотографиях не узнаваема. Такие вывески, автобусные остановки, люди, витрины – могут встретиться в любом провинциальном городе. Центр столицы, превращенный авторами социальной рекламы в «Сердце Родины» и, одновременно, в предмет «любви», – представлен как зона, находящаяся вне пределов различения. А вот тут и оказывается важным – для кого. Для чьего взгляда. Название ясно указывает как на объект, так и на субъект визуального безразличия, не поднимая, а закрывая вопрос об отношениях «власти и народа», «власти и территории».
В самих отпечатках ничего необычного нет. Среди них – и просто мастерски выполненные фотографии и почти "случайные", абсолютно не шедевральные. Это, как мне представляется, должно диссонировать с безупречной техникой исполнения и даже у человека не знакомого с концепцией, вызывать недоумение и беспокойство, желание искать дополнительные смыслы.
Шубин – мастер фотографического псевдо-реализма. Своими работами он вытягивает из реальности некие очень важные субстанциальные составляющие. Делает это без пафоса, спокойно и несенсационно, сгущая «реальность» до метафизического градуса. Нескончаемый, сквозной поток образов Жизни, которая проносится мимо – манкая и непригодная для интерпретаций, очаровывающая своей невсамделишностью и фрагментарностью, где чаемому нами драматизму нет места – а есть покой и воля. Вещи экзистенциального порядка. Люди уравнены с образами. По сути – все равно, живое человеческое тело мелькнуло, или мертвая плоть манекена.
Фотографии Шубина антисентиментальны. Он жестко и жестоко констатирует невозможность выхода, – в прямом и переносном смысле слова. Они фиксируют движение, принуждающее к поверхностному «нечеловеческому» взгляду. Это движение – не остановить, а, следовательно, тот, кто в это движение вовлечен, лишен не только счастья, но покоя и воли тоже.
2005. Москва – Санкт-Петербург