Дмитрий Шубин
Интервью
Газета «На Дне», № 4(37) 1998
В «Исповеди» Святейшего Августина есть рассуждения о том, что было, когда «не было времени». Святой Августин отвечает просто: «Да ничего не было». Сегодняшняя проблема заключается не в потере понятия «пространство», а в каких-то нераспознаваемых с поверхности подвижках. Что в этой ситуации делать художнику? Но проблемы классики и авангарда в такой поляризованной модели не существует. Все эти понятия и рассуждения входят в рамку каждой человеческой жизни и описываются из нее как личный опыт. И мне кажется, что сейчас уже не существует иных оценочных категорий, поскольку история, которая была «до нас» и к которой мы также апеллируем, тоже уже опосредованна и включена в этот личный опыт.
Искусство сейчас играет роль памятника самому себе. Кроме того, в социуме есть также идея о его социальной полезности, поскольку по крайней мере какая-то часть общества им увлечена или даже вовлечена в эту нишу, а стало быть занята «общественно полезным трудом», а не, скажем, криминальной деятельностью.
На уровне государственной финансовой политики манипулирования «человеческими ценностями» искусство зашло в тупик, поскольку в этом случае заказчик заинтересован прежде всего в шоу, и искусство начинает существовать по законам шоу-бизнеса: все решают деньги и раскрутка. И созданная из демократических побуждений структура фондов и грантов такое положение только поддерживает, поскольку там работают подотчетные чиновники, поставленные в зависимость от политической конъюнктуры.
Ситуация, казалось бы, тупиковая, но реальная жизнь гораздо хитрее. Место искусства постепенно начинает сдвигаться. Это радикальный поворот, когда «искусством» становится то, что им сейчас быть не может. Здесь я имею ввиду даже не гройсовскую идею «инновационного обмена», а действительно радикальный сброс. «Линейная модель» развития искусства продолжает действовать, и разрушить ее механизм сможет только модель «тотальная», когда «искусством» становится поле личного опыта. «Классические» виды искусства постепенно превращаются в обслуживающий нас дизайн, и именно в этой функции «классика» приобретает свой новый смысл. И, кроме того, в этой модели любое высказывание, как только оно обретает опосредуемую физическую форму, тут же вовлекается в оборот, и ежели вы непримиримый и последовательный, манифестирующий свою радикальность индивид, то специально для вас наша фирма обеспечит эксклюзивный «авангардный» дизайн.
Любопытна ситуация с территориальностью в искусстве, представленном в сети Интернет. Первоначальное впечатление при входе такое, что градаций никаких нет. Но дальнейшее продвижение и желание как-то освоить пространство приводит к разделению на «своих и чужих». При этом пространство собирается и опознается только самими участниками данной сборки и снаружи (если нет никаких деклараций) этой сборки практически не видно.Зритель, например, может прийти на страницу некоего художника Тютькина из Тьмутаракани и вдруг с нее по линку перескочить на сайт ISEA. Это только кажется, что в сети все ходят смотреть строго по известным или популярным адресам. На самом деле настоящий serfing — это приключение, поиск случайности. Скажем, в YAHOO принцип архивации существует по тому же «алфавитному» принципу, и в одном ряду могут стоять художник Тютькин и ISEA. Куда вы пойдете — уже ваш выбор.И это тот самый случай, когда мы выходим за рамки привычной системы. Это пример отсутствия привычной географии и стратиграфии пространства. Нет необходимости никого «сбрасывать с корабля современности». Надо уступить дорогу. Это правило вежливости. Коммуникация уходит с уровня слов.
Если говорить об истории, отсылках, апелляциях и оммажных жестах, то машина в отличие от человека просчитывает поле со стремительной скоростью, при этом не упуская ничего. Техника или средство выражения влияет на конечный результат. В свое время изобретение масляных красок серьезно поменяло технику живописи, и было интересно, что из этого получится. В этом смысле Интернет — такая же новая техника, интересная для изучения, и интересно, что из всего этого получится. В этой технике есть и свои минусы, и свои плюсы, есть полная независимость от системы при опасности полностью «отвязаться». Живем-то мы все-таки в социуме. Интернет на данный момент является только схемой, рабочей моделью, техникой сообщения, которая еще не отрефлексирована и не познала себя. Это только заявка, она еще не реализована и ближайшее время не может быть реализована, и поэтому мы пока продолжаем существовать в привычных категориях искусства. Но если пытаться анализировать уже сегодня, то выясняется, что Интернет на самом деле еще более тоталитарен, чем окружающая действительность, просто там контроль поднят на другой уровень и поэтому менее заметен. Вся система может рухнуть из-за неполадок одной единственной маршрутеризирующей машины, которая находится, однако, в Америке (сбой, который произошел этой зимой, привел к многодневной задержке писем электронной почты по всему миру). Это получилось не специально, это не захват власти, так сложилось исторически.
Кроме того, ситуация тотальной свободы, демократичности и неподконтрольности, в которой существует Интернет (и которой он гордится), автоматически подразумевает наличие столь же тотального центра контроля, который все-таки поддерживал бы работоспособность этой системы. Это нормально.
Я с большим интересом наблюдаю за всем этим и считаю, что живу в ситуации не конца, а начала света, в ситуации становления новой художественной системы.
Современная же модель, разыгрываемая на нашей внутренней сцене,— это стагнация и она сознательно поддерживается петербургскими культурными институциями.